На земле, под копытами лошадей, катаются двое воинов. Бойцы схватились не на жизнь, а на смерть. Сакс бьет шлемом о шлем, оказывается сверху, выхватывает нож и с размаху всаживает его ободриту в горло. Выпрямляется, ищет глазом брошенное оружие, и тут ему на спину обрушиваются конские копыта. Сдавленный вопль — и победитель с перебитым позвоночником падает на тело побежденного.

Вильк, получив топором по голове, повисает на шее своей лошади. Из разрубленного шлема льется кровь. Побелевшие пальцы безвольно разжимаются, воин соскальзывает вниз. Одна нога застряла в стремени, и тело волочится по земле за конем. Хмельной пир Смерти в самом разгаре.

Славомир все же пробился к Бернарду Биллунгу. Теряя бойцов, дружина врубилась в самое сердце саксонского войска. Знамя герцога закачалось, погибли последние рыцари, прикрывавшие стяг. Боярин Гром, размахивая окровавленным мечом, наскочил на знаменосца. Тот попытался обороняться древком. Тщетно. Тяжелый каролингский меч легко пробил кольчугу и вонзился в тело, разрубая ребра. Сердце сакса сжалось в последний раз и остановилось, пронзенное сталью. Знамя выпало из ослабевших рук под копыта лошадей. Над саксонским войском пронесся тяжелый вздох.

— Перун!!! — вторил им многоголосый рев.

Двое ободритов насели на самого герцога. Рыцарей рядом нет. Последнего телохранителя убили стрелой. Копьем выбит из седла оруженосец. Вокруг одни враги. Холодный блеск клинков над головой. Молодой герцог — боец не робкого десятка: сначала рубить, потом думать. Этому Бернарда отец учил с детства.

Резко, глубоким выпадом герцог дотянулся до ближайшего славянина. Меч нашел брешь в защите у края щита и вошел прямо в вырез ворота кольчуги. Струей, прямо в глаза, брызнула кровь. Бернард не успел порадоваться победе, его плечо пронзила острая боль. Рука враз стала непослушной, перед глазами поплыли зеленые и желтые круги. Собрав последние силы, герцог удержался в седле и нанес ответный рубящий удар. Меч стукнулся о щит.

Враг уже занес руку для последнего удара, с лезвия клинка летят маленькие красные капельки, но в последний момент между Биллунгом и славянином вклинивается воин. Щит с гербом фон Шомберга принимает на себя удар. Герцога окружили верные рыцари, прикрыли щитами, помогли удержаться в седле и увели в безопасное место, за спинами бойцов.

— Князь, нас теснят! — К Славомиру подскочил гридень в высоком шлеме с наносником, рваной вотоле и с окровавленным топором в руке. — Пешие давят. Их много. Мы не можем долго держаться.

— Хорошо, — отозвался князь. До него еще не дошел смысл сказанного.

— Боярин Ерш передает: нас теснят. От леса оттирают, — с нескрываемым отчаяньем в голосе выкрикнул гонец.

Славомир придержал коня, приподнялся на стременах, стараясь окинуть взглядом поле. Ничего не видно. Кругом конные, горизонт заслоняют. Атака захлебывается. Герцог убит или ранен, проклятые саксы отбили, вырвали сочный кусок прямо из зубов русов. А мы глубоко вошли, если пехота теснит Ерша, могут нас отрезать, окружить. Тогда дороги назад не будет. И потери большие, много бойцов полегло, а саксы не бегут. Держатся, да еще и жмут, давят дружину. Решение пришло само собой.

— Скачи обратно, скажи: пусть держатся, сколько могут. Мы отходим! — громко и четко произнес князь, и под конец добавил: — Постой, как твое имя, воин?

— Ворон, сын Премысла. — Боец в приветственном жесте поднял топор и, пришпорив коня, поскакал назад.

Князь тяжело вздохнул, сорвал с пояса рог в серебряной оковке и поднес его к губам. Набрал полную грудь воздуха. Над полем поплыл протяжный, заунывный сигнал отхода. Вырвавшиеся вперед отряды русов вновь собрались в один кулак. Пришло время поворачивать коней.

Отступали по всем правилам, не теряя строй и без паники. Короткий рывок, отрыв от противника, разворот, удар по вознамерившимся пуститься в погоню слишком бесшабашным саксам и снова рывок с отрывом. Впрочем, герцогские рыцари и не проявляли особого рвения и вдогонку не стремились.

В последний момент вражеская пехота прорвала строй сотен боярина Ерша. Сильные, опытные бойцы оказались не чета обычным набранным от сохи кнехтам. Саксы потоком хлынули наперерез дружинникам Славомира. Остановиться и сбить строй они не успели. Конная лавина разозленных потерями и ранами, озверевших от усталости, покрытых кровью и пылью варягов с разбегу захлестнула язык саксонской пехоты. Кнехтов затоптали и порубили в щепу. Задержать русов хоть на минуту не удалось. Наоборот, выскользнувшие из-под конских копыт и увернувшиеся от мечей, кнехты бросились врассыпную.

Вырвавшись из окружения, дружинники одним сплоченным отрядом, закинув щиты за спины, покинули поле брани. Оторвались чисто, своих не бросали и не бежали. Ушли, как победители. Удерживавшие крылья сотни повернули вслед за основными силами. Иногда дружинники останавливались и отгоняли преследователей.

Бросившиеся в погоню рыцари вместо легкой добычи натыкались на сплоченные тройки и полудесятки мрачных, рассерженных и обозленных поражением варягов. И горе славному рыцарю, если он не успевал остановить коня и повернуть к своим. Сыплющиеся со всех сторон тяжелые удары, трое на одного, пятеро на двоих — и душа очередного императорского бойца отправлялась на небо.

Обогнув холм, дружина подошла к стану. Шатры они не разбивали, все имущество бросили на земле. Так что на сборы ушло совсем немного времени. Пересесть на заводных лошадей, благо те паслись здесь же, под присмотром полусотни коневодов. Побросать на лошадиные спины нехитрые пожитки, и вперед.

Славомир уходил последним. Он еще вместе с пятеркой ближних дружинников поднялся на холм посмотреть, что там позади творится. Открывшийся князю вид успокоил душу, развеял сомнения. Саксы и не думали преследовать варягов. Все войско герцога Биллунга осталось на поле брани. Усталые бойцы валились на траву прямо рядом с телами мертвых врагов и товарищей. Все конники спешились и брели в сторону леса, как пьяные, пошатываясь из стороны в сторону. Впрочем, и дружинники за спиной князя выглядели не лучше. Осунувшиеся лица, покрытые коркой из запекшейся крови, пыли и пота, опущенные плечи. Только уважение к приказу вождя и страх перед погоней заставляли их держаться в седле.

— Славомир, смотри! — вытянул руку Стемир.

Князь немедленно повернулся туда, куда показывал дружинник. При виде открывшегося ему зрелища Славомир только в бессильной злобе заскрежетал зубами, побелевшие пальцы судорожно стиснули рукоять меча. В глазах потемнело. Там, в конце поля, саксы вели пленных. Десятка три русов.

— Змеиные отродья. Помоги, Макошь, товарищам, — выплюнул сквозь зубы князь. Плохо дело. Лучше смерть, чем вот так идти, понурив голову, со стянутыми веревкой запястьями, с петлей на шее. Брести подгоняемым тычками копья в спину, под довольный гогот подлых кнехтов, саксонских свиней.

Эх, под солнцем все бывает. И не всегда воин попадает в плен по слабости или робости. Бывает, ошеломят топором или вылетишь из седла так, что от удара сознание потеряешь. Ладно, серебро у Славомира есть. При первой же возможности своих бойцов выкупит. Такие вещи даже не обсуждаются, это само собой разумеющееся. Нельзя своих в беде бросать. А саксы до серебра жадные, на торг пойдут.

После этих мыслей лицо у князя просветлело. Не все так плохо. Хоть почти половину дружины потерял, но и саксам хорошую взбучку устроил. И до саксонского щенка дотянулись. Марена даст, герцог и не выживет, от раны загнется.

Еще постояв на вершине, Славомир молча спустился с седла и, взяв коня за упряжь, пошел вниз, к своим бойцам. Сейчас их нельзя долго без князя оставлять. В сердцах грусть поселилась, а рядом может и неуверенность гнездо свить. Вернувшись к дружине, Славомир еще раз окинул взглядом своих бойцов. Да, сотни четыре осталось, не больше. Буйным и разгульным был пир Радегаста. Много храбрецов головы сложили. Спят мертвым сном. Только не от хмельного меда или вина этот сон. Сейчас они уже в тереме Радегаста пируют.