— Саксам разрешено Битбург брать, — негромко проговорил лотарингец. — Биллунг вчера сам императора упросил дать ему первый замок.

— Хочет поквитаться?

Бруно на этот заданный ехидным тоном вопрос только подмигнул Арнульфу и тихо рассмеялся, обнажив свои крепкие темно-желтые зубы. Дескать, пусть мальчишка свою гордость тешит. Впереди еще много замков и городов, добычи и рабов на всех хватит.

Опасения пфальцграфа не оправдались, через две мили болото неожиданно отступило в сторону. Со всех сторон к небу поднимался нормальный лес, зато дорогу преградила узкая речушка с высокими обрывистыми берегами. Граф Арнульф уже хотел было распорядиться мост налаживать, благо деревьев достаточно. Срубить пять-шесть, чтоб они легли рядом, вот и дорога готова. Сучья обрубить, и можно будет даже коней перевести.

Не успел фон Берг открыть рот, как к нему подскочил стрелок фон Харнгофа. Разведчик доложил, что чуть выше по течению берега опускаются. Можно спокойно перейти речку вброд — течение слабое, дно каменистое, и неглубоко, человеку по пояс. Так оно лучше. Пфальцграф Бруно, уже устав от вынужденного безделья, взялся за секиру и рубил старую сосну, выросшую прямо у обрыва. Не терпелось ему до славянского замка добраться или тоже неуютно себя в этом лесу чувствовал? Возможно.

Разведчик не обманул, берега речки постепенно понижались. Спустившись с невысокой гряды, войско оказалось в сухой низине. Несколько шварцвальдцев уже перебрались на противоположный берег реки и жестами показывали, где под водой камней меньше. И тропа тоже свернула к берегу. Ну раз славяне здесь переправлялись, значит, и люди спокойно пройдут.

А сколько вокруг жизни! Вроде лес темный, мрачный, а каждый куст жизнью дышит. Птицы щебечут, с болота кваканье лягушек доносится. Следы зверей на каждом шагу встречаются. Сорока прямо над головой графа на ветку уселась и трещит, не умолкая. Неожиданно над низиной проплыл протяжный, полный боли и безнадежности стон. При этом звуке Арнульф дернулся, схватился за меч, но затем облегченно рассмеялся. Старое, надломленное дерево под ветром скрипит. И как он только сразу не узнал!

Пехота уже начала переправу. Лотарингские кнехты по пояс в воде бредут к противоположному берегу, подбадривая друг друга колкими остротами. Вода холодная, осенняя, тело обжигает. Граф тронул поводья и махнул своим рыцарям, пора и им к броду выдвигаться.

Неожиданно с противоположного края лощины из кустов донесся волчий вой. За спиной Арнульфа, со склонов гряды, которую они только что миновали, вторила целая волчья стая. Заунывный, голодный, холодящий душу вой, более уместный в конце зимы, а не в эту благодатную пору.

В воздухе что-то мелькнуло. Тихое вжиканье. Ехавший с графом стремя в стремя рыцарь дернулся и обмяк, мешком упав на шею лошади. Что такое?! Сразу трое копейщиков рухнули под ноги своих товарищей. Со всех сторон послышались проклятья и вопли.

— Засада!!! — Граф выхватил меч и пришпорил коня.

— Сбей щиты! Стройся!

— Они на деревьях!!! Береги-и-ись! — Долго звенел в ушах отчаянный, протяжный возглас какого-то кнехта, звучавший на одной ноте и оборвавшийся с противным бульканьем.

«Только без паники!» — думал фон Берг, напряженно выглядывая противника на склонах гряды и в кустах, каждый миг ожидая летящей в лицо бронебойной посланницы смерти. Король не зря послал в передовом отряде опытных, прошедших не одну битву бойцов. Не теряя времени даром, прикрываясь щитами, люди бежали к кустам, откуда летели стрелы. Стрелки графа натягивали луки и, прищурившись, выискивали противника на древесных засидках и на гребне подъема.

Две дюжины кнехтов во главе с бароном фон Блюмендорфом поднялись на косогор. Там уже завязалась драка. Славяне в зеленых и серых древесного цвета плащах наседали на выстроившихся клином, сбивших щиты лотарингцев. Люди фон Блюмендорфа держались, медленно продвигались вперед, тесня противника, смыкая щиты над павшими товарищами.

Недолго думая, граф направил своего коня к броду, там разгоралась яростная сеча. Славяне бросили свои основные силы на успевших переправиться швабов и лотарингцев, рубили и били стрелами королевских воинов. Наступал перелом, еще немного — и люди побегут, подставляя спины под стрелы и копья врагов.

Краем глаза фон Берг успел оценить, какой ущерб нанесли его людям первые залпы язычников. То тут, то там попадались безжизненные тела. Пожилой, седовласый стрелок, прислонившись к дереву, отчаянно ругаясь на тюрингском наречии, пытался вытащить засевшую в плече стрелу. «Сядь на землю, так удобнее!» — хотел крикнуть граф. Вдруг он понял, что стрела пробила насквозь тело кнехта и глубоко засела в дереве, пришпилила человека, как жука.

Хорошо, многие бойцы в последний момент успели спрятаться за щитами. Предчувствие их спасло, удача улыбнулась. А стрелы летели и летели. Безжалостная, почти незаметная смерть собирала щедрый урожай на превратившейся в ловушку низине. Вот покатился по земле еще один боец. Молодой парень в потертом колете положил на землю копье и наклонился над телом товарища. Через мгновение он сам рухнул на траву, обливаясь кровью. Широкий, как лезвие ножа, наконечник чуть было не отрубил ему голову, глубоко, до самого спинного мозга вошел в шейный позвонок.

Но и наши стрелки не пальцем сделаны. На глазах графа из кроны старого дуба вывалилось тело славянина, летит в сторону большой лук, рассыпаются на лету стрелы из тула. Вот еще один свесился с ветки вниз головой. Шварцвальдские стрелки бьют метко, на каждое движение в кронах деревьев отзываются дождем стрел.

Лошадь вынесла графа к реке. Следом идут верные рыцари и бароны. Их стало меньше, кто отстал, кто вылетел из седла из-за споткнувшейся или неожиданно вставшей на дыбы перепуганной лошади, а кого славянская стрела нашла. Проклятые стрелы! Они хауберк насквозь пробивают.

Наперерез конной лавине выскочили язычники. Много их, на ходу сбивая ряды, выставив вперед копья и мечи, славяне двинулись прямо на рыцарей. Сразу видно: хорошие бойцы, не в одной битве побывали, все в бронях, с крепкими, окованными железом щитами, на головах шлемы с нащечниками и наносниками. Рыцари языческих баронов, не иначе.

Арнульф успел отбить щитом нацеленное ему в грудь копье, сразу, не прерывая движения, ударил мечом. Рука почувствовала отдачу. Точно, попал. Краем глаза граф заметил падающего под ноги лошадей славянина в высоком шлеме со свежей вмятиной. Теперь не зевать. Тело графа фон Берга работало само по себе, заученные еще в детстве движения, вбитые бесчисленными занятиями в плоть и кровь навыки, прошедшие проверку в многочисленных битвах. Рубился он легко, словно играючи, вовремя уклонялся от встречных ударов или подставлял щит. Меч Арнульфа уже напился крови и разил врагов неумолимой, смертоносной молнией.

Обернувшись, граф успел заметить блеск меча, поднял щит, с удовлетворением отметил, как клинок скользнул по кожаной обивке. Попытался дотянуться до славянина, не успел. Прямо перед глазами его старый товарищ Лотарь фон Гнейзенау, привстав на стременах, наотмашь рубит мечом. Вдруг тело рыцаря поднимается еще выше, голова падает на грудь, из спины высовывается окровавленное рожно копья.

«Где же остальные?» — мелькнула в голове паническая мысль. Нет, бьются рядом, их стало меньше, но не отступают. Та самая беззаветная рыцарская доблесть, позволяющая в самых страшных битвах обращать в бегство врагов короля. Эх, Конрад валится из седла. Сколько с ним дорог пройдено, сколько вина выпито на буйных пирах, всего и не упомнишь. Жаль старого товарища.

Времени не терять. Удар, финт, еще удар. Меч, как живой, ищет брешь в защите славянина. Кажется, нашел! Еще немного, стальная полоса уже летит вперед, меч не остановить, сейчас он войдет в плечо язычника.

Страшный удар в грудь. Тело парализовало нестерпимой болью. Графу кажется, он чувствует, как холодная сталь рвет его легкие, перерезает жилку в паре волосков от сердца. Обрывки хауберка входят в тело, раздирают рану. Перед глазами темнеет. Меч вылетает из обессилевших пальцев и с обреченным звоном ударяется о щит язычника.